"в густом лесу мифологем признаться бы, но в чем?" ©
Кое-что об именах, телефонных книжках, полезных сновидениях, привычке цитировать, нарциссизме и прочих вещах, не имеющих никакого значения.
(на правах приватных размышлений).
читать дальшеЯ привыкла знать всех по именам, даже себя.
Еще в детстве, побоявшись забыть свое имя, я записала его оранжевым фломастером (из всего подаренного мне когда-то набора только он единственный еще не высох, но все равно скрипел по бумаге, как палец по стеклу, и я всякий раз медлила его доставать, а доставая, содрогалась от воспоминаний об этом звуке) – да, оранжевым фломастером на линейчатом тетрадном листе, свернула в четыре раза и положила под ковер за изголовьем кровати, туда никто из взрослых просто не додумался бы полезть, а значит, никто не мог надо мной посмеяться.
Потом у меня появлялись другие имена, случайные прозвища, или же псевдонимы долговременного пользования. Многие мне по-настоящему нравились, некоторые мне подходили, иные я ненавидела, но каждое – каждое из этих имен я фиксировала на бумаге (или в памяти компьютера, доверяя железяке какую-то часть себя и того, кто меня этим именем назвал, сказку, с которой оно было связано и множество других вещей, но бессловесная железяка была ничем не лучше и не хуже бумаги).
Куда делась та, первая бумажка, я не знаю. В комнате сделали ремонт, пока я гостила… не помню где, а приехав, я и не вспомнила о бумажке. Ее выбросили, наверное, ее мог таскать по дождливым улицам непокорный октябрьский ветер, она прилипала к асфальту, как переводная картинка, стремилась отпечатать на нем мое имя, но ветер нес ее дальше, дальше, за город, где нет никакого асфальта, за трассы, туда, где находятся песчаные карьеры. И она мокла в карьере, а потом ее погрузили вместе с песком на самосвалы, и теперь на моем имени держится целый дом, имя вмешано в цемент его фундамента, в его стены… Интересно, каково жить в этом доме?
А может, все было не так, может, бумажка просто сгорела в мусорном контейнере, и пепел ее разлетелся по двору, улегся под корнями тополей и кленов.
Или ее нашли мои родители и тщательно заточили в папке с моими детскими рисунками и прочими пустяковинами из той же серии. С них бы сталось.
Или она вложена в какую-нибудь книгу, и однажды (я не буду помнить свое имя и свое прошлое, но это не будет меня тревожить) я рассеянно потяну ее с полки, и сложенный вчетверо пожелтевший листочек упадет к моим ногам, а я даже не смогу сообразить, что бы могло значить написанное на ней имя.
Впрочем, меня не так уж волнует судьба того, первого листочка.
У меня от тех времен остался только панический страх забыть имена.
Мне кажется, что знание имени дает мне некую тайную власть над человеком… нет, вернее – лишает меня уязвимости перед ним, его словами и делами, и чем больше его имен я знаю, тем более я неуязвима. Это похоже на египетское поверье (или это я его только что придумала и уверила себя, что я его ПОМНЮ?) – в посмертном путешествии, при встрече с демоном надо произнести его имя, тогда он не сможет причинить тебе вред.
Как бы то ни было, я боюсь забыть имена. Я пунктуально делаю подписи под фотографиями, пытаясь припомнить елико возможно большее количество кеннингов, прозвищ, псевдонимов и прочих обозначений запечатленного на снимке живого существа, я аккуратно заношу имена (адреса, телефоны и прочие координаты) своих знакомых в записную книжку и частенько перечитываю ее в трамвае или в метро, а про себя называю людей каким-то еще именем – для себя (и стараюсь, чтоб это тайное имя не вырвалось в разговоре – мало ли какой силой оно обладает!)
Записную книжку, кстати, я потеряла. В ту самую среду, когда у нас был зачет по мифологии. Здание на Чапаева, 108ая аудитория, нам с Вирной досталась шатающаяся парта, и под один из ее уголков я и положила книжку, а потом забыла взять. Праздники, сессия, в общем, проще считать, что я потеряла ее навсегда и искать бесполезно, но мне почему-то делается от этого страшно. И очень некомфортно, мне не удастся восстановить эту книжку, многие записи в ней были сделаны не моей рукой, да и не только это.
В музее Метенкова (мне приснилось, что я хожу неспешно и рассматриваю развешанные на стенах нецветные фотографии – горы, лица, фигуры, цветы, черт знает что еще) мне подумалось, что записная книжка похожа на энциклопедию по мифологии. В моей, правда, было не так уж много мифов, да и те все типичные, похожие какие-то, их отличало, пожалуй, только мое к ним отношение и места, где их можно встретить, да способы их найти.
Но ведь это неважно.
Не знаю, следствие ли это моей неврастении или еще чего, но мне сложно находиться в толпе (и много сложнее – в большой компании знакомых), но в том сне я нашла неплохой способ с этим бороться и даже достигать некоего символического успеха.
Раньше я придумывала сказки про людей, живущих за светящимися окнами, про индивидов в общественном транспорте или даже про идущих навстречу прохожих (не самый плохой материал для сказки, придуманной наспех, забытой наспех). Теперь я стала придумывать всем им имена – в метро ли, на улице, в универе, в магазине, я наскоро раздаю имена, раскидываю пачками, не поймаете – имена приклеятся к одежде и не отпадут, пока вы не исчезнете из поля моего зрения, а тогда зачем мне запоминать имена и дл чего бояться их забыть? Это действительно не так сложно и не так хлопотно, по крайней мере, пока меня устраивает этот способ.
Я просто извлекаю имена из памяти (давным-давно прочитанные книги, замшелые мифы, случайные и дикие сочетания звуков и так далее, мне некогда рассматривать), я раскидываю их, как дети раскидывают накрошенную сердцевинку ромашки, желтые крошки, с упоенным криком – дождь! дождь! (или – салют! салют!)
Когда имена отваливаются, они просто исчезают, дворники по утрам сметают их остатки с асфальта вместе с окурками и клочками тумана, и никому от этого не становится хуже, только я становлюсь менее уязвимой, и почему самые лучшие и самые простые решения приходят во сне?
Жаль, что со знакомыми этот нехитрый способ отказывается действовать, каким бы именем я ни называла их про себя, как бы крепко ни запоминала его (записывать такое имя нельзя ни в коем случае) – легче не становится.
А еще в детстве я ПОНИМАЛА, что предметы существуют (не исчезают, не рассыпаются) только потому, что у них есть имена.
И ненавидела тех, кто пишет с ошибками – то, в чьем имени (названии, если вам так понятней) сделали ошибку, непременно ломается и умирает.
Считайте это комментарием – если вы до сих пор не могли понять ту простую и, наверное, правильную, формулу:
имя.
имя безлико,
имя бесплотно,
как мертвые крики,
как души животных,
как слово, безмолвно,
ни лживо, ни истинно.
ни цены, ни меры, ни зло, ни критерии,
но имя, лишь имя, лишь имя стискивает
миры и империи.
Ха! Я так люблю цитировать, так привыкла к тому, что все уже было сказано до моего появления на этот грешный свет, и мне только надо выудить из памяти универсальную (или просто подходящую именно здесь) фразочку, краткую, верную и емкую формулировку того, что мне так хочется, но никак не удается сказать самой, эффективное лекарство от словесной диареи и лишнюю причину не усомниться в собственной эрудиции, что я уже начала цитировать саму себя. Ладно, хоть не говорю, глупо и кичливо хихикая – «из раннего».
Мой так называемый нарциссизм – это, конечно, нечто!
(отрицательная величина – тоже величина).
Я могла бы подписаться под этим, но не представляю, какое же из своих бывших и настоящих имен выбрать.
(ну вот, от чего танцевать начали, к тому и приплыли, круг замкнут, «футляр» закрыт, ключ делает два оборота, мы еще увидимся, ха!)
Только не пытайтесь, знакомясь, выведать у меня мое имя – я монолог и покруче могу завернуть, вы ж в обморок хлопнетесь, а я и без того идиоткой выгляжу.
Посчитаю нужным – сама представлюсь.
Чао!!!
ЗЫ. А вы не из тех, кто меняет имена, путешествуя из книги в книгу, из сказки в сказку?
Вы не похожи на зеркало, меняющее имена в зависимости от того, кто в нем отражается, но своего имени не имеющее?
Что? Вы четко знаете свое имя?
Оно у вас одно?
Вы уверены, что ваши знакомые (за глаза или про себя) называют вас именно так?
«Что ж, пребывайте в святом неведении, бедняги!»*
*Так сказал Макс, попробовавший, каковы на вкус пирог Чаккатта и неведомые чудеса…
(на правах приватных размышлений).
читать дальшеЯ привыкла знать всех по именам, даже себя.
Еще в детстве, побоявшись забыть свое имя, я записала его оранжевым фломастером (из всего подаренного мне когда-то набора только он единственный еще не высох, но все равно скрипел по бумаге, как палец по стеклу, и я всякий раз медлила его доставать, а доставая, содрогалась от воспоминаний об этом звуке) – да, оранжевым фломастером на линейчатом тетрадном листе, свернула в четыре раза и положила под ковер за изголовьем кровати, туда никто из взрослых просто не додумался бы полезть, а значит, никто не мог надо мной посмеяться.
Потом у меня появлялись другие имена, случайные прозвища, или же псевдонимы долговременного пользования. Многие мне по-настоящему нравились, некоторые мне подходили, иные я ненавидела, но каждое – каждое из этих имен я фиксировала на бумаге (или в памяти компьютера, доверяя железяке какую-то часть себя и того, кто меня этим именем назвал, сказку, с которой оно было связано и множество других вещей, но бессловесная железяка была ничем не лучше и не хуже бумаги).
Куда делась та, первая бумажка, я не знаю. В комнате сделали ремонт, пока я гостила… не помню где, а приехав, я и не вспомнила о бумажке. Ее выбросили, наверное, ее мог таскать по дождливым улицам непокорный октябрьский ветер, она прилипала к асфальту, как переводная картинка, стремилась отпечатать на нем мое имя, но ветер нес ее дальше, дальше, за город, где нет никакого асфальта, за трассы, туда, где находятся песчаные карьеры. И она мокла в карьере, а потом ее погрузили вместе с песком на самосвалы, и теперь на моем имени держится целый дом, имя вмешано в цемент его фундамента, в его стены… Интересно, каково жить в этом доме?
А может, все было не так, может, бумажка просто сгорела в мусорном контейнере, и пепел ее разлетелся по двору, улегся под корнями тополей и кленов.
Или ее нашли мои родители и тщательно заточили в папке с моими детскими рисунками и прочими пустяковинами из той же серии. С них бы сталось.
Или она вложена в какую-нибудь книгу, и однажды (я не буду помнить свое имя и свое прошлое, но это не будет меня тревожить) я рассеянно потяну ее с полки, и сложенный вчетверо пожелтевший листочек упадет к моим ногам, а я даже не смогу сообразить, что бы могло значить написанное на ней имя.
Впрочем, меня не так уж волнует судьба того, первого листочка.
У меня от тех времен остался только панический страх забыть имена.
Мне кажется, что знание имени дает мне некую тайную власть над человеком… нет, вернее – лишает меня уязвимости перед ним, его словами и делами, и чем больше его имен я знаю, тем более я неуязвима. Это похоже на египетское поверье (или это я его только что придумала и уверила себя, что я его ПОМНЮ?) – в посмертном путешествии, при встрече с демоном надо произнести его имя, тогда он не сможет причинить тебе вред.
Как бы то ни было, я боюсь забыть имена. Я пунктуально делаю подписи под фотографиями, пытаясь припомнить елико возможно большее количество кеннингов, прозвищ, псевдонимов и прочих обозначений запечатленного на снимке живого существа, я аккуратно заношу имена (адреса, телефоны и прочие координаты) своих знакомых в записную книжку и частенько перечитываю ее в трамвае или в метро, а про себя называю людей каким-то еще именем – для себя (и стараюсь, чтоб это тайное имя не вырвалось в разговоре – мало ли какой силой оно обладает!)
Записную книжку, кстати, я потеряла. В ту самую среду, когда у нас был зачет по мифологии. Здание на Чапаева, 108ая аудитория, нам с Вирной досталась шатающаяся парта, и под один из ее уголков я и положила книжку, а потом забыла взять. Праздники, сессия, в общем, проще считать, что я потеряла ее навсегда и искать бесполезно, но мне почему-то делается от этого страшно. И очень некомфортно, мне не удастся восстановить эту книжку, многие записи в ней были сделаны не моей рукой, да и не только это.
В музее Метенкова (мне приснилось, что я хожу неспешно и рассматриваю развешанные на стенах нецветные фотографии – горы, лица, фигуры, цветы, черт знает что еще) мне подумалось, что записная книжка похожа на энциклопедию по мифологии. В моей, правда, было не так уж много мифов, да и те все типичные, похожие какие-то, их отличало, пожалуй, только мое к ним отношение и места, где их можно встретить, да способы их найти.
Но ведь это неважно.
Не знаю, следствие ли это моей неврастении или еще чего, но мне сложно находиться в толпе (и много сложнее – в большой компании знакомых), но в том сне я нашла неплохой способ с этим бороться и даже достигать некоего символического успеха.
Раньше я придумывала сказки про людей, живущих за светящимися окнами, про индивидов в общественном транспорте или даже про идущих навстречу прохожих (не самый плохой материал для сказки, придуманной наспех, забытой наспех). Теперь я стала придумывать всем им имена – в метро ли, на улице, в универе, в магазине, я наскоро раздаю имена, раскидываю пачками, не поймаете – имена приклеятся к одежде и не отпадут, пока вы не исчезнете из поля моего зрения, а тогда зачем мне запоминать имена и дл чего бояться их забыть? Это действительно не так сложно и не так хлопотно, по крайней мере, пока меня устраивает этот способ.
Я просто извлекаю имена из памяти (давным-давно прочитанные книги, замшелые мифы, случайные и дикие сочетания звуков и так далее, мне некогда рассматривать), я раскидываю их, как дети раскидывают накрошенную сердцевинку ромашки, желтые крошки, с упоенным криком – дождь! дождь! (или – салют! салют!)
Когда имена отваливаются, они просто исчезают, дворники по утрам сметают их остатки с асфальта вместе с окурками и клочками тумана, и никому от этого не становится хуже, только я становлюсь менее уязвимой, и почему самые лучшие и самые простые решения приходят во сне?
Жаль, что со знакомыми этот нехитрый способ отказывается действовать, каким бы именем я ни называла их про себя, как бы крепко ни запоминала его (записывать такое имя нельзя ни в коем случае) – легче не становится.
А еще в детстве я ПОНИМАЛА, что предметы существуют (не исчезают, не рассыпаются) только потому, что у них есть имена.
И ненавидела тех, кто пишет с ошибками – то, в чьем имени (названии, если вам так понятней) сделали ошибку, непременно ломается и умирает.
Считайте это комментарием – если вы до сих пор не могли понять ту простую и, наверное, правильную, формулу:
имя.
имя безлико,
имя бесплотно,
как мертвые крики,
как души животных,
как слово, безмолвно,
ни лживо, ни истинно.
ни цены, ни меры, ни зло, ни критерии,
но имя, лишь имя, лишь имя стискивает
миры и империи.
Ха! Я так люблю цитировать, так привыкла к тому, что все уже было сказано до моего появления на этот грешный свет, и мне только надо выудить из памяти универсальную (или просто подходящую именно здесь) фразочку, краткую, верную и емкую формулировку того, что мне так хочется, но никак не удается сказать самой, эффективное лекарство от словесной диареи и лишнюю причину не усомниться в собственной эрудиции, что я уже начала цитировать саму себя. Ладно, хоть не говорю, глупо и кичливо хихикая – «из раннего».
Мой так называемый нарциссизм – это, конечно, нечто!
(отрицательная величина – тоже величина).
Я могла бы подписаться под этим, но не представляю, какое же из своих бывших и настоящих имен выбрать.
(ну вот, от чего танцевать начали, к тому и приплыли, круг замкнут, «футляр» закрыт, ключ делает два оборота, мы еще увидимся, ха!)
Только не пытайтесь, знакомясь, выведать у меня мое имя – я монолог и покруче могу завернуть, вы ж в обморок хлопнетесь, а я и без того идиоткой выгляжу.
Посчитаю нужным – сама представлюсь.
Чао!!!
ЗЫ. А вы не из тех, кто меняет имена, путешествуя из книги в книгу, из сказки в сказку?
Вы не похожи на зеркало, меняющее имена в зависимости от того, кто в нем отражается, но своего имени не имеющее?
Что? Вы четко знаете свое имя?
Оно у вас одно?
Вы уверены, что ваши знакомые (за глаза или про себя) называют вас именно так?
«Что ж, пребывайте в святом неведении, бедняги!»*
*Так сказал Макс, попробовавший, каковы на вкус пирог Чаккатта и неведомые чудеса…
... это произойдет.
Но не сейчас.
Никогда о таком не думала, но всегда старалась цитировать идеально. И не люблю перевранные цитаты...
Я их тоже терпеть не могу!!
Хотя с другой стороны.... "Только перевранные цитаты никогда не перевирают". Хулио Кортасар.