День был насыщенный. Местами даже перенасыщенный.

сон.Вторая часть сна. Некая ролевая игра (городская); нам с Неизменным Собеседником надо убить трех свидетелей. Не помню уже, свидетелей чего. Вопрос фактически стоит так, что или мы их, или они нас. И на этом игра закончится. А финала мы очень жаждем, потому что игра нас вымотала психологически. Всех. При этом я почему-то очень хочу в этой игре выжить. Чрезвычайно хочу.
Так что первого свидетеля убиваю я, подробностей уже не помню.
Второй свидетель - Мариэль. В какой-то момент мы оказываемся в квартире, которая находится приблизительно на месте моей. Но она совершенно другая, чем наяву, и принадлежит какому-то постороннему лицу. Это самое лицо, и еще какие-то лица тоже здесь; жаркий летний день. Мариэль, как только замечает меня, начинает приближаться и произносит:
- О. Мне нужно с тобой поговорить.
Я мгновенно разворачиваюсь, выбегаю на лестничную площадку и быстро-быстро скатываюсь по ступенькам. Слышу, как за мной бежит Мариэль. Мне страшно. Я знаю, что на самом деле Мариэль стремится меня убить. И мне надо успеть раньше.
Странно, на самом деле. Наяву такой страх и такое стремление вряд ли смогли бы мной овладеть. И вообще вряд ли возникли бы.
Но я во сне - это совершенно точно я, Ласька. И в игре тоже Ласька. И Мариэль в игре - тоже Мариэль. Может, мы самую чуточку другие, но это мы. Я даже во сне это осознавала.
Выбегаю из подъезда, становлюсь сбоку от двери, чтоб, как только Мариэль выбежит, ударить его (ее?) кулуаркой. Кулуарку сжимаю в руке, ладонь влажная.
Подъезд - совершенно четко мой, только в пространстве ориентирован иначе.
Мариэль открывает дверь, пытается сказать что-то вроде "остановись" или "подожди", но я сразу наношу удар. Почему-то не в левую, а в правую часть груди. Не насмерть, однако тяжелое ранение, Мариэль начинает падать, я подхватываю его (ее?) на руки и спускаюсь вниз по ступенькам. Кладу Мариэль в тени, на границу между асфальтом и газоном с одуванчиками, сама становлюсь на колени возле. Одуванчики крупные, желтые, какие бывают только в самом начале июля. Мариэль лежит, у него (нее?) есть еще три минуты до потери сознания. И говорить трудно. Но он (она?) все равно говорит то, что собирался сказать: что он (она?) меня любит. И что нет нужды убивать друг друга, что нашелся какой-то третий выход, что ситуация уже разрешилась. И что он (она?) с самого начала собирался мне сказать, что любит меня, жаль, что получилось только сейчас.
Я думаю: Господи, что же я наделала?! - и как будто лечу в пропасть, и зажмуриваюсь, а когда разожмуриваюсь, вижу, что рубашка разрезана и нанесенная мной рана начинает становиться настоящей. Постепенно расширяется, углубляется. Легкое задето, и у Мариэля на губах начинает пузыриться светлая кровь, а еще кровь растекается вокруг, я соображаю: надо делать окклюзионную повязку... черт, я не помню, как точно она делается... Господи, как же так?! как же это получилось?! и нет ни полиэтилена, ни перевязочного материала, ничего. И бежать за ними нельзя, нельзя оставлять Мариэля одного. Достаю сотовый, звоню в ноль-три, кричу: приезжайте скорее, быстро приезжайте, а мне отвечают - мы уже выехали, успокойтесь, наложите повязку, а я кричу: нечем, нечем перевязывать, мы на улице, а сотовый телефон в этом сне совершенно тот же, что наяву. Я думаю - вот "скорая" уже едет, а я совершила преступление, но это ничего, лишь бы Мариэль остался жив, лишь бы они успели, а Мариэль еще в сознании, взгляд совершенно осмысленный.
На этом моменте звонит домофон, и я просыпаюсь.

Завтрак состоит из шоколадки и гранатового сока.

Засим мы идем в кино, наконец-то на "Хроники Нарнии".
Через одно кресло от меня сидит деффачка, смачно лопающая попкорн. Раздражает. Когда после поединка Питера с бородатым лордом (который на Жана Рено похож) Каспиан взял меч, деффачка завопила: "Ну убей же его, убей скорее!" - во какая культурная! ))
Ну, зато фильм вполне понравился. Более всего: юный кентавр, линия Люси и Маленького Друга, мыши, Глобальный Водяной Дядька, Битва Деревьев, ну и как Арслан людей отправлял в наш мир. А еще самое начало, где Каспиан пытается ускакать от погони, а кадры при этом такие, что кажется - ты независимо и стремительно летишь над самой землей. Ва-ах. Зрелищно. Для большого экрана, конечно, фильм. Оператор молодец.
Неизменный Собеседник тоже не ушел обиженным. Сам удивлялся, но ему понравилось.
А не посмотреть ли нам первую "Нарнию"?

Впечатленных нас возле кинотеатра встретил Чешир в черном плаще. Дабы увлечь в злачное место. Правда, предварительно мы посетили банкомат и Белинку (последнюю - с целью передачи Хоке несакрального знания). В Белинке встретили Т.М. (моего добрейшего рецензента) и Тао (почему-то в мусульманском кольце).
Собственно про злачное место (а ходили мы в "Шоко", это становится традицией) рассказывать не хочу. Ибо мне достался досадный инцидент. Правда, помимо него - четыре круассана с шоколадом, горячих и вкусных. Но инцидент перевесил.
Неизменный Собеседник прав. Меня жутко выносят подобные вещи.

Выдвинулись в направлении Хексберга - уткнулись прямиком в Канцлера. Бледного и в фиолетовом кашпо кашне (вечно я два этих слова путаю!). Зато веселого. Разболтались, подобно старому Мазаю - правда, не в сарае, а на перекрестке. Канцлер намеревался пойти до родной хаты с благородной целью: сооружать контрольную и всячески учиться. Разумеется, нет ничего удивительного в том, что далее мы отправились гулять. Все вместе и по траектории, равно отстоящей и от Хексберга, и от Канцлерского дома. )) Зашли в "Букинист". Я шукала Другаля, но нэ побачив, зато раскопала издание, в котором впервые, еще в далеком детстве, прочитала "Синюю птицу" Метерлинка (в пересказе, но тем не менее). Ностальгия. Канцлер и Чешир листали "Задачник" Остера с картинками и неприлично ржали. Снаружи какой-то парень остервенело бил по барабанам. Никаких книг мы не купили, и охранник у входа посмотрел на нас с осуждением.
В районе проспекта Ленина Канцлер с Чеширом восхотели пыва, а Ласька - мороженку. Потому что погода в кои-то веки располагала к поеданию мороженого на улице. И к хождению в тоторской футболке, кстати. )) Обретя искомые продукты, уселись на бортике фонтана под памятником Попову. Фонтан работал. Гулять по нему босиком меня не пустили, посему я просто подставлял руки под струи (побочный эффект - забрызгивание всех вокруг, не исключая и себя).

Вот так забрызганным и отправилась к мормонам, составив компанию Неизменному Собеседнику.
Поход сей был почти напрасным. Зато последним.

После ужина продолжила акцию "Ликвидируй Бардак В Собственном Логовище". С неимоверным наслаждением оттранспортировала на помойку два мешка совершенно ненужных книжек, которые зачем-то обретались в обратной стороне моего стола. Четырехтомник сочинений Ленина, например, морально устаревшие справочники терапевта, "Анти-Дюринг" Энгельса... Еще два мешка ненужных книг забрал папа, заявив, что отвезет в сад (на растопку, надеюсь). Так что и я, и стол испытали неимоверное облегчение.
Перешла к разбору бумаг. С неимоверным наслаждением порвала и выкинула кучу тетрадок лицейских времен, оставляя на память только картинки и интересные заметки. Облегчила архив примерно на две обувных коробки макулатуры, ура. Еще бы два раза по столько же. Или даже три. Размечталась Ласька. Обнаружила немало забавных штук*, а еще несомненные доказательства того, что когда-то пыталась писать графоманить фэнтези. Получалось отвратительно, хуже Перумова. Эти листы порвала с особенным удовольствием.

**В одной из тетрадок наткнулась на фразу "Феанор, не гони лебедей!"
В другой (времен 10-го класса) - на россыпь цитат из трагедий Софокла и Еврипида.
Еще в одной: "Но главное - нежность к детям..." Это явно из какого-то стихотворения, которое мне очень нравилось тогда. Но сейчас не могу вспомнить, из какого, и это очень мучительно.
АПД. Поймала! пойма-ала!! По ассоциации с Шота Руставели, кстати. Как по ниточке.
Вознесенский, "Баллада спасения":
"Мингрельская колыбельная и сказка его взрастила.
Его воспитали заветы Цотне и Автандила.
Его воспитали песни, где слезы быка мы встретим,
участье к любой пичуге, но главное - нежность к детям".

Специально для Неизменного Собеседника.
В той же тетрадке, где Софокл и Еврипид, явно второпях сделанная заметка:
"Сидим мы в лаборантской, у Анны Владиславовны, обсуждаем книжку. Катя Герлах:
- А иллюстрации там дурацкие! На обложке Раскольников нарисован. Не Раскольников, а Обломов какой-то! <...> Уважающий себя Раскольников должен быть похож на ...,- и указывает на дверь, зная, что за оной дверью пьет тонизирующий кофий В.В. Чудновский.
В это время дверь открывается и заходит ПАНФИЛОВА!! Мы, ясное дело, ржем. Анна Владиславовна медленно сползает под стол, Катька уже там. Я через смех выдавливаю:
- Алена Ивановна...
Далее следует нечленораздельное хрюканье".

Продолжаю читать Бродского.
Завтрашний день обещает стать не менее насыщенным.