Заметила: ежедневно в Москве у меня страдает чего-то два. Вчера две ноги (от штанов), сегодня два уха (от громкости концерта). Что-то будет завтра? ))
Зонтик сохнет в углу спальни. Потому что два дождя. Точнее, один ливень и один дождь. О, если б зонтик умел встряхиваться сам, как собака!
Наружа, помимо прочего, теперь пахнет свежестью и тополями.
Мой завтрак: чашка зеленого жасминового чая и кусок торта "Господарь". В настоящей Келье Библиотекаря, с видом на газон, где могла бы пастись рыжая кобыла. Но не пасется.
Мой обед, он же ужин: горшочек возлюбленнейших пельмешков в "Нейтральной территории" - жареных, шестиугольненьких, упоительно сочных, макаемых в сырный соус. Заразила ими Хоку. И довольно улыбалась в вишневый штрудель.
Кроме того, я питаюсь радостью и интернетом.
Читать в метро электронную книгу - очень органично.
Первая половина дня, как вы уже поняли, это Хока. А значит - разговоры. Такие, ну, которые только с Хокой возможны, когда вроде бы по поверхности, и стопицот тем, и "потолковать о Ювенале" - а на самом деле затрагиваются материи глубинные и серьезные.
Прекрасные кварталы около станции Таганской. Гончарная улица, звон колоколов. Церковь с изразцами. Из-за ограды церкви смотрят серьезный священник в очках и не менее серьезный серый кот. За спиной - торговые ряды, сплошное натуральное хозяйство. Мед, овощи, шерсть, молоко, картинки с ежиками...
Прекрасный "Гиперион" - любовь с первого взгляда, росписи на стенах, и на тех же стенах - афиши с родным совершенно лицом Эжена, и бардак в скриптории, и желание скупить все, что попадается на глаза. Но я мужественная. И держу себя в руках. Книги Анны Ривелотэ нет, вместо нее я обретаю книгу Ольги Паволги. Плюс несколько открыток и значков.
И таки не покупаю "Непоэзию" в "Додо".
Партия и Ленин, кстати, как близнецы-братья. В смысле, "Додо" и "Гиперион". Клаус и Лукас.
От "Додо" - мимо любимой стены монастыря на Рождественском бульваре - вниз - чередовать солнечную сторону улицы с теневой - идти мерить полосатые штаны в "Джагонате" - традиционно, и традиционно же безуспешно.
Москва состоит из людей, мелочей и немножко заблудиться.
Где-то умирают апельсины и кофейные зерна. Громко.
На "Библиотеке имени Ленина" (прямо внутри метро) висит объявление: мол, ищем мужчин (таких-то и таких-то) на должность метрополитенного милиционера, условия, льготы. Контакты выдраны с мясом, аж до середины объявления.
Милиционерами обильно декорированы все станции.
В подземном переходе на Бауманской лежат несколько бумажных самолетиков. Печальных, как завядшие тюльпаны или дохлые бабочки. Белоснежных.
В "Гарцующем Дредноуте" Махяк читает стихи. То, к чему я устремлялась всей собой. И не зря. И я, кажется, увидела границу. Или вообразила ее сама себе. Где Махяк, а где Дана Сидерос.
С Махяком-то я знакома, да.
В "Гарцующем Дредноуте" я впервые, и "Орфей" тоже впервые, Лин Лобарев зовет меня за свой вип-стол, откуда я могу не только слышать, но и видеть. Вера Полозкова: воплощенный кипиш, розовые часики на загорелом запястье. Люди - в массе своей - за спиной. Это хорошо. Не люблю, когда многие видят, что я плачу. Сдерживать слезы тоже не люблю.
Почему-то волнуюсь. Во рту постоянно пересыхает, приходится пить местный лимонад, и ощущение, что он пьянит. Но это не так. Пьянят слова.
Пьянят и умножают сами себя.
Почему-то заплакала на "Муж у Мэри был лилипут". И еще не то дважды, не то трижды. Не знаю. Но тут не имеется в виду "размякла и расклеилась". Просто везде оказалось спрятано фантастически острое одиночество. И тут. И там. И особенно в "Стороже".
Махяк пронзительно прекрасна.
Дана Сидерос тяжела. Нет. Весома. Нет. Черт, не знаю, как объяснить.
А Махяк мне жирафика нарисовала на книжке. ))
Еще деталь: бронзовая фибула-иголочка с нефритом.
... и ведь уже не впервые: что я (сама, про себя) - слышу стихи не такими, как их читает автор. Контрастнее всего было с Бродским. А тут еще один контраст: как Лин на Зиланте читал про дядю Степу - и как сегодня читала Махяк.
Лин, кстати, очень своим ощущается, и я себя все время одергиваю, что права не имею. Смешно и печально.
Потом - стремительно - по Арбату, и в метро, мимо колоритнейших сцен, колоритнейших людей, музыкант с саксофоном, изломанные движения танцоров, велосипедный конкурс - бежать, и бегом по эскалатору вверх - и листать книгу, когда выдается передышка, и вылезти на ВДНХ (одна из наиболее любимых станций, кстати; не в смысле внутри, а в смысле район),
и под ливнем прибежать в "Меццо Форте" - с пустыми руками и полным сердцем,
звук обрушивается шквально,
Канцлер танцует на стене, Канцлер опасна и прекрасна, как бы это сказать? эпична - и кудри, и бледная кожа, и нос -
рисовать ее, фотографировать, делать персонажем,
а она поет, музыка окружает ее голос металлом, волнами гармонии и дисгармонии.
И тут же - ослепительная улыбка Митяя и добрая - Фина, и чудесная в своей сосредоточенности Чайян, и меня обнимают, и я среди знакомых, в круговерти и бешеной пляске - абсолютная противоположность "Дредноуту", где было камерно, но я все время цеплялась взглядом за Лина и Махяк, единственных, кого я там знала.
Кусать фигурки с деньрожденного торта.
Запивать коньяк апельсиновым соком.
Сидеть рядом с Хокой и Сильвер с Тигрёнком (и бурно, бурно радоваться - вдвоем за двоих, и аккуратно присматриваться тоже),
писать записки на рекламных флаерах,
быть вовлеченной в тайный заговор,
серьезно поговорить с Мефистой,
потанцевать,
испробовать на Хоке лживый кусь от имени Лоры Московской (которая сказала мне: "Спасибо за ЧГК еще раз!" - уиии!!!),
моя жизнь не имеет ничего общего с моей жизнью,
Нью-Йорк - город контрастов.
С Мефистой неожиданно выяснили, что "Da Kapa Preta" четко ассоциируется у нас обеих со Стервятником.
Это важно, и не только потому, что родство.
А... не знаю, почему.
Уйти вовремя.
Ни одной ленточки не повязать на майское дерево.
Сильвестр мне диск подарила, с МР-3 коллекцией.
Приятно.
Вторую половину дня я завтра провожу в самом низу салатовой ветки, видимо. ))
А Надюшка, Гоша и Лена с самого что ни на есть сранья уезжают в Подольск, на весь день. Оставляют меня с ключами и свободой как осознанной необходимостью. ))
Надо порваться на десять маленьких Ласек. Или хотя бы на пять средних.
И раздарить четырех людям, которых я люблю.